• Авторитетный научный журналист объясняет, как эволюционная психология подтверждает истинность философской доктрины буддизма, которая лежит в основе практики медитации.
    Пересказываем свежую книгу Роберта Райта «Why Buddhism is True: The Science and Philosophy of Meditation and Enlightenment».

Роберт Райт — из тех, кого называют интеллектуальной элитой. Каждая его книга — бестселлер, отмеченный вниманием не только рядовых читателей, но и профессиональных критиков. Авторитетнейший «Книжный обзор Нью-Йорк Таймс» (The New York Times Book Review) включил его «Моральное животное. Почему мы такие, какие мы есть: новая наука эволюционной психологии» в десятку лучших книг 1994 года. «Ненулевая сумма. Логика человеческого предназначения» оказалась в числе «75 самых умных (бизнес)-книг всех времен» по версии журнала Fortune. А «Эволюция Бога» в 2010 г. вошла в тройку финалистов Пулицеровской премии в категории нон-фикшен.

Новая книга Райта даст обильную пищу каждому, кто стремится совместить научную картину мира с духовными запросами. Этот труд — впечатляющий образец «перевода» фундаментальных постулатов буддийской философии на язык эволюционной психологии и нейронаук. Не ограничиваясь «теоретическими выкладками», автор делится личным опытом созерцательных практик, на собственном примере демонстрируя важный практический вывод: медитация может служить основой духовной жизни в современной секулярной культуре.

Изложение своих идей Райт предваряет важной оговоркой: говоря о буддизме, автор намерен сосредоточиться на сути явления, оставляя за скобками всё второстепенное. Суть буддизма — учение о том, как устроено наше сознание, вкупе с практическими методами преодоления ограничений, или искажений сознания. Второстепенные моменты — метафизические части доктрины (такие, как учение о реинкарнации), мифология, а также частные противоречия между различными течениями и школами буддизма. Иными словами, Райт ориентируется на западную версию буддизма, которая принимает фундаментальные философские постулаты традиционного буддизма и практику медитации, но отвергает характерный для большинства азиатских буддистов политеизм.

Мозг — марионетка эволюции

Буддизм утверждает, что реальность, данная нам в восприятии, — иллюзия. Творческий дуэт Вачовски иллюстрирует эту идею пугающей метафорой «Матрицы». А серьезные ученые, покопавшись в нейронных процессах и когнитивных механизмах, вынуждены констатировать: так и есть, наш мозг — сам себе «Матрица».

Со строго научной точки зрения, мозг супер-эффективный орган выживания в беспощадных условиях естественного отбора; абсолютный приоритет мозга — выживание организма ради передачи генов следующему поколению. Ясное видение реальности такой, какая она есть, а также персональное счастье индивида-носителя генов «интересует» мозг ровно настолько, насколько это может способствовать главной задаче: наследованию генов.

Эволюционной психологии можно дать разные определения, одно из них я предложил в своей книге: это наука о том, как — посредством естественного отбора — был создан мозг, вводящий нас в заблуждения, и даже в рабство.

Безотчётное следование «зову природы» обеспечивается механизмом поощрения, который заставляет нас, как и всех животных, стремиться к вещам, приносящим удовольствие (еда, социальный успех, секс). Этот универсальный механизм держится на трёх простых правилах:
(1) достижение целей, способствующих распространению наших генов, доставляет нам удовольствие (иначе мы бы не стали к ним стремиться);
(2) выполнив роль приманки, удовольствие вскоре ослабевает (иначе первый сытный завтрак становился последним);
(3) мы закрываем глаза на временный характер удовольствия и фокусируемся на целях, приносящих удовольствие (иначе обоснованные сомнения могли бы прервать ненасытное стремление).

Таким образом, человек оказывается заложником программы, которая побуждает нас переоценивать наслаждение, стремиться к заведомо несбыточному постоянству счастья, страдать от вечной неудовлетворенности.

Здесь эволюционная психология и встречается с буддизмом. Понятие «беспокойной неудовлетворенности» — дукха — краеугольный камень буддийской философии. (Его традиционный перевод — «страдание»; но специалисты скажут, что выразить всё содержание этого термина одним словом не получится.) Прозрение, добытое буддизмом путем философского осмысления духовной практики, теперь находит подтверждение в высокотехнологичных исследованиях нейронаук. Райт ссылается на исследование выработки дофамина у приматов. Дофамин — один из «гормонов счастья», нейротрансмиттер, связанный с чувством удовлетворения и предвкушением удовольствия. Обезьянам капали на язык сладкий сок, отслеживая при этом активность нейронов, вырабатывающих дофамин. Сладость во рту — предсказуемое выделение дофамина. Затем о предстоящем угощении стали предупреждать световым сигналом. По мере повторения опыта выброс дофамина, спровоцированный предупреждающим сигналом (предвкушение удовольствия), возрастал, а уровень дофамина, выбрасываемого сразу после получения лакомства (само удовольствие), — падал.

Всплеск дофамина в предвкушении лакомства — это обещание прибытка удовольствия. А падение дофамина после лакомства — своего рода, нарушение обещания. Ну, или, по крайней мере, это биохимический аналог признания несбыточности обещанного. В той мере, в которой вы повелись на посулы — ожидали большего удовольствия, чем доставило его вкушение — вы были, если не обмануты, в строгом смысле слова, то, как минимум, дезинформированы.

Наука может пролить свет на то, как возникли и как работают невидимые рычаги мозга. Но она не озадачена вопросом, как освободить индивида из положения марионетки эволюции. Она даже помогает бизнесу влиять на подсознание потребителя, использую те самые бессознательные механизмы, которые заложены в нас природой. В отличие от науки, буддизм располагает практическим методом тренировки сознания, который, возможно, способен вывести человека из невидимого плена ментальной Матрицы. Имя методу — медитация.

Все духовные традиции развиваются, приспосабливаясь ко времени и месту, и буддистские учения, которые получают сегодня распространение в США и Европе, суть продукт такого развития.

Для целей нашего исследования важно одно: эволюция буддизма, породившая специфически западную версию буддизма — буддизм XXI века — не прервала связь между современной практикой и древним учением. Сегодняшняя медитация осознанности не представляет собой точную копию древней медитации, но и у той и у другой общее философское основание.

Медитация осознанности обладает доказанным терапевтическим эффектом. Регулярная практика — эффективный антидот против депрессии, тревожных расстройств, и многих других психосоматических расстройств. Курс медитации, вроде хорошо опробованной программы снижения стресса на основе осознанности (MBSR), помогает даже облегчить хроническую боль. Это прикладное значение светской медитации объясняет ажиотажное внимание к практике осознанности (майндфулнесс) на Западе.

Роберт Райт предлагает сделать шаг вперед (или вглубь) и обратиться к колоссальному философскому или духовному потенциалу медитации. Та самая возможность отстраненно-невозмутимого взгляда на любые чувственные, эмоциональные и ментальные проявления, которая обеспечивает терапевтический эффект медитации, ставит фундаментальный теоретический вопрос о подлинности наших чувств (и мыслей!).

Чувства истинные и ложные

Чувства предположительно возникли в процессе эволюции как инструмент, который побуждал живые организмы (еще не наделенные развитым интеллектом) стремиться к полезному и избегать вредного. Первичная функция чувств — кодировать суждения об объектах окружающей среды: главным образом, суждения о том, полезен или вреден объект для выживания организма (а также его прямых потомков).

Следовательно, можно сказать, что чувства «истины», если суждения, которые ими кодируются, верны — то есть, если объекты, стремиться к которым они побуждают организм, действительно полезны для организма, а объекты, которые организм под воздействием чувств избегает, в самом деле вредны для организма. Мы можем утверждать, что чувства «ложны», или же «обманчивы», если они направляют организм по ложному пути: следование таким чувствам приносит организму вред.

Чувства, лежащие в основе некоторых моделей поведения, когда-то были адекватны условиям жизни наших предков, но в условиях современной цивилизации перестают быть оправданными и в этом смысле становятся «ложными». Пример — вспышки гнева на негодное поведение других участников дорожного движения. Гнев — сложное чувство: к неприятному раздражению примешивается удовольствие от праведного негодования. Праведный гнев был мотивирован естественным отбором в условиях жизни, характерных для малочисленных поселений охотников-собирателей: дашь спуск обидчику — рискуешь оказаться изгоем. На автотрассе мотивация, помогавшая выжить в первобытном обществе, теряет актуальность: ни обидчик, ни случайные свидетели инцидента никогда не увидят вас больше, и никоим образом не повлияют на ваш социальный статус. Изливать пусть даже заслуженный, но бесплодный гнев на соплеменника, роль которого сродни неодушевленному препятствию, бессмысленно.

И в обществе пешеходов предостаточно примеров «ложного» гнева — вспышек ярости, в лучшем случае непродуктивных, в худшем — контрпродуктивных. Если медитация способна освободить вас от покорности этим эмоциям, то, в некотором смысле, она в силах развеять чары иллюзии — иллюзии, которой вы неосознанно подчиняетесь, идя на поводу чувства, иллюзии, что гнев и питаемое им возмездие в корне «праведны».

Всевозможные социальные страхи (боязнь потерять лицо, опозориться, быть отвергнутым обществом) являются органичной частью нашей человеческой природы. Однако в современных условиях (радикально отличных от тех, под действием которых сформировались соответствующие гены) они часто оказываются неадекватными угрозе, контрпродуктивнами (больше вредят, чем помогают) и в этом смысле ложными.

В целом чувства служили и продолжают служить нам во благо. Они не настолько искажают восприятие реальности, чтобы это мешало успешному её освоению, и всячески способствуют увеличению наших шансов на продолжение рода. Проблема в том, что «руководящая и направляющая сила» чувств манипулирует нашим поведением посредством иллюзии удовольствия и превращает человека в заложника ложных срабатываний (в ситуациях, когда заложенные в генах реакции неадекватны изменившимся условиям среды). При этом работа чувств устроена таким образом, что нам крайне трудно отделять их от самих себя.

Природа чувств такова, что не позволяет отделить ценные чувства от вредных, надежные от недостоверных. Общее свойство всех чувств в том, что они изначально были «созданы» убеждать вас откликаться на их зов. Они как бы по определению подлинны и несомненны. Они активно противодействуют объективному отношению к себе.

«У меня не получается медитировать!»

Строго говоря, «ретрит безмолвия и медитации» — определение преувеличенно строгое. Во время моего первого недельного ретрита, летом 2003 года, ученики дважды пользовались возможностью беседовать с инструктором по медитации. На одной из таких встреч группа из восьми или девяти «йогинов» собралась в комнате по соседству с залом для медитации. Там у нас было сорок пять минут на то, чтобы провентилировать любые свои затруднения.

Очень кстати, поскольку затруднение имелось: у меня не получалось медитировать! (Это было еще до момента большого прорыва, когда практика осознанности помогла мне возвыситься над последствиями передозировки кофеина.) Всё, что я мог предъявить — полтора дня безрезультатных попыток сосредоточиться на дыхании. Я пытался снова и снова, но у меня просто не получалось не думать о всяком разном.

Дождавшись своей очереди, я излил на инструктора свое огорчение. Диалог по смыслу получился следующим:

— Значит, вы замечаете, что ум всё время блуждает?
— Ага.
— Это хорошо.
— Хорошо, что мой ум блуждает?
— Нет. Хорошо, что вы замечаете, что ум блуждает.
— Но, это происходит вроде как постоянно.
— Тем лучше. Значит, вы многое замечаете.

Это не возымело того воодушевляющего эффекта, на который, возможно, рассчитывал инструктор. Было такое чувство, будто ко мне относятся снисходительно. Напомнило те времена, когда моя дочурка, будучи еще младенцем, могла совершить досадный промах, а мне полагалось найти слова утешение. Она, к примеру, падала, пытаясь взобраться на трёхколёсный велосипед, а я такой: «Вот умница, сама поднялась! Какая большая девочка!» — тактично уклоняясь от того факта, что, для начала, большие девочки не падают с трёхколёсных велосипедов.

Позднее я понял, что эти первые в моей практике медитации слова наставника не были дежурной поддержкой. Инструктор был прав: наблюдая за тем, как блуждают мысли, я закладывал фундамент новой жизни. В обычной, повседневной жизни, когда мой ум пускался в странствия, я следовал за ним «по долинам и по взгорьям», не отдавая себе отчёт в том, что оказался ведомым. Теперь я покорно бежал за ним лишь на короткой дистанции, пока не срывался с поводка, срывался, по крайней мере, на время — пусть непродолжительное, но достаточное, чтобы осознать, что был ведом, прежде чем вновь уступал роль ведущего.

Выражаясь языком науки, я начинал замечать работу того, что психологи называют «сетью пассивного режима работы мозга». Это сеть участков головного мозга, которая, согласно исследованиям, основанным на функциональной визуализации деятельности мозга, активируется, когда мы не заняты ничем особенным: не разговариваем с людьми, не погружены в работу или любую другую деятельность, не заняты спортом или чтением книги, или просмотром ТВ. Это сеть, по которой наш мозг блуждает, когда блуждает.

Куда блуждает, спросите вы — да куда только не блуждает, знаете ли! Впрочем, все те места, согласно исследованиям, находятся, как правило, либо в прошлом, либо в будущем: размышляете ли вы о свежих впечатлениях или об отдаленных, укоренившихся в памяти событиях; переживаете ли по поводу предстоящего или предвкушаете его с нетерпением; гадаете ли как бы предвосхитить надвигающийся кризис или тешите себя грёзами о романтических отношениях с коллегой. Чего вы так или иначе не делаете, пока ум блуждает, — так это не живете настоящим в его непосредственной данности.

<…> Трудность заключается в том, чтобы не переключаться в пассивный режим работы мозга, когда ты ничем особым не занят — к примеру, когда сидишь с закрытыми глазами в зале для медитации. Вот для чего нужна фокусировка на дыхании: сознанию необходима хоть какая-то зацепка, чтобы не впасть в привычное перескакивание с предмета на предмет.

Но даже имея якорь, вы можете обнаружить себя в положении, в котором я пребывал в начале того ретрита: повторяющееся, непрестанное, беспомощное соскальзывание в пассивный режим работы мозга. Каждое очередное осознание «вот опять забылся» сопровождается позывом к разочарованию или гневу или (мое личное предпочтение) самобичеванию. Стандартная рекомендация на такой случай — не тратить на это время; вместо этого, просто отмечаем тот факт, что ум блуждал и за одно, если получится, на что конкретно он отвлёкся (тревога по поводу работы, мысли о предстоящем обеденном перерыве, огорчение из-за неудачного удара во время игры в гольф), а затем возвращаем фокус внимания на дыхание. Именно в эту сторону стремился направить мои усилия инструктор, когда извлекал ложку мёда в дегтярной бочке моего расфокусированного сознания.

И такие усилия окупаются. «Приходя в себя» и сознавая, что мои мысли блуждали, а затем возвращая внимание к дыханию, я подрывал господство сети пассивного режима работы мозга. По мере тренировки способности удерживать внимание на дыхании, активность этой сети ослабевала. <…>

Когда пассивный режим работы мозга угасает — когда мысли перестают блуждать — могут возникать приятные чувства: освобождение от оков беспокойного ума, покой, глубокое умиротворение. Не стоит ждать, что эти чувства будут появляться каждый раз, когда вы медитируете. Однако некоторых они посещают достаточно регулярно, чтобы служить одним из главных стимулов вернуться на подушку для медитации на следующий день. Эти ощущения — составная часть позитивного подкрепления регулярной практики.

Роберт Райт
из главы «Блаженство, экстаз и более важные причины медитировать»

Иллюзия внутреннего

В медитации осознанности нет ничего мистического. Вы сидите, ничего не делая, пытаетесь удержать внимание на дыхании (классический, но не единственный объект сосредоточения) — это просто, но не легко. Натренированная способность удерживать беспристрастное внимание на дыхании, звуках окружающего мира, или телесных ощущениях, на продвинутой стадии позволяет созерцать поток собственных мыслей и чувств как бы извне.

Такая тренировка ума обладает доказанным психотерапевтическим эффектом, она способна преобразить повседневную жизнь изнутри, освежить восприятие, научить улавливать поэзию в заурядных вещах. Но главная цель практики осознанности, в традиции буддизма, — развитие особого качества сознания, свободного от двойственной иллюзии: иллюзии внутреннего, то есть того, что внутри ума, и иллюзии внешнего, то есть всего остального.

Освобождение ума, к которому стремится буддист, предполагает постижение трёх фундаментальных признаков сущего: непостоянства (анитья), неудовлетворенности (дукха) и — самого неочевидного — отсутствия самости (анатман). Отсутствие самости означает, что мы обманываемся на счет самого очевидного и не требующего доказательств факта: присутствия в каждом из нас того стержня, на который нанизывается весь наш индивидуальный опыт, и который мы осознаем как «я».

Понять и принять учение об отсутствии самости мешают его контринтуитивность и архаичный язык изложения: вчитываться в сутры без владения непривычным понятийным аппаратом — дело безнадежное, а интерпретации комментаторов разнятся. В этот связи искреннему искателю истины очень помогут два замечания Райта. Во-первых, анатман постигается не столько через интеллектуальные усилия, сколько через духовную практику (практику медитации). Во-вторых, опыт постижения «не-я» не является строго бинарным (либо полностью доступен, либо совершенно недоступен): просветления достигают единицы, но приблизиться к осознанию иллюзии самости в какой-то мере доступно каждому.

Так или иначе, при всей разноголосице по поводу того, какие слова принадлежат Будде и как их понимать, существует несколько идей, которые, по общему мнению, являются частью буддистской традиции от её истоков. Согласно одной из таких идей, наше представление о самих себе, мягко говоря, ни в зуб ногой. Мы связываем «я» с контролем и устойчивым постоянством во времени. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что самоконтроль весьма ограничен, мы сами гораздо более изменчивы, а идентичность наша отнюдь не такая незыблемая, как нам мнится.

Буддистская философия и современные нейронауки говорят на разных языках. Но реальность, которую они описывают столь несхожими словами, удивительно узнаваема. Ученые, исследующие работу мозга, сходятся во мнении, что способность сознающего «я» порождать и контролировать когнитивные процессы иллюзорна. Райт ссылается на ряд экспериментов, проведенных разными учеными в разное время; суть их в том, что сознательное обоснование нашего поведения вторично по отношению к неосознанным стимулам, побуждающим нас поступать так или иначе. Серьезные научные данные дают основание полагать, что выбор, определяющий каждое следующее действие человека, совершается до того, как становится фактом его сознания.

Наш мозг создает устойчивую иллюзию суверенитета своей сознательной части. Если потребуется, он всегда готов подогнать рациональное обоснование под поступок, мотив которого недоступен сознанию по той или иной причине. Вообще индивидуальное сознание каждого из нас склонно представлять реальность в выгодном для себя свете. Хрестоматийный пример — подавляющее большинство опрашиваемых уверенно оценивает свои водительские навыки выше среднего. За самообманом и «творческим» отношением к действительности стоит непогрешимая логика естественного отбора: всё хорошо, что способствует выигрышу в эволюционном состязании. Чтобы быть привлекательными (в качестве партнера для продолжения рода), нам необходимо убедить окружающих в том, что мы сами себя контролируем, действуем рационально, эффективно и с пользой для окружающих. Достичь этого проще, если не имеешь сомнений на свой счёт.

Если интуитивное представление о наличии внутри меня некоего сознательного центра, управляющего моим поведением, иллюзорно, то что принимает решения и управляет моим поведением? По мнению Райта, теорией, удачно описывающей скрытое устройство «души», является модульная модель сознания. Согласно ей, в сильно упрощенном изложении, сознание — не монолит, а конгломерат множества специализированных модулей — своего рода программ, заточенных под выполнение различных задач. Постоянное взаимодействие различных модулей, их конкуренция за право «решающего голоса» в каждой конкретной ситуации, и определяет наше поведение. Откровение в том, что большая часть этого сложного взаимодействия происходит без участия сознающей части ума. А ключевую роль в активации того или иного модуля играют чувства.

Эта идея — что модули активируются чувствами — проливает новый свет на связь двух базовых принципов буддизма: непривязанности к чувствам и отсутствия самости. Мы уже наблюдали одно из связующих отношений между ними: когда вы дистанцируетесь от чувства посредством его осознанного созерцания, вы освобождаетесь от чего-то, что до сих пор считали частью себя; вы мало-помалу стачиваете самость. Теперь же становится понятно, что мы, возможно, сильно недооценивали то, какие глубины содрагаются от такого «стачивания». Чувства — не просто крохотные частицы того, что вы считаете собой; они ближе к сердцевине вашего «я», это они делают то, что, как вам казалось, делаете «вы»: принимают решения. Именно чувства «решают», какой из модулей будет отвечать за управление в данный момент, модули же в свою очередь определяют, что вы будете делать в течение этого времени. Это позволяет лучше понять, почему освобождение от привязанности к чувствам приближает вас к состоянию, в котором «я» как бы отсутствует.

В масштабе эволюции живых организмов самосознание и мышление — позднейшие приобретения, весьма ценные, но отнюдь не обязательные для решения основной задачи каждого живого существа — передачи эстафетной палочки генома следующему поколению. Эффективно справляться с этой задачей всем более или менее развитым организмам помогали и помогают чувства. Однажды возникнув, мышление не заменило собой и не подчинило себе чувства. Оно лишь расширило сферу их приложения и позволило чувствам быть более информированными.

Мы покупаем модный пуховик, в ценности которого нас убедил скрупулёзный анализ данных в интернете и неспешные размышления, однако причина, по которой мы в конце концов покупаем пуховик, в том, что вся совокупность разумных доводов делает покупку приятным действием.

Иллюзия внешнего

Сложное буддистское учение о пустоте (шуньята), Райт предлагает понимать не в онтологическом смысле (физического мира на самом деле нет, всё, что мы воспринимаем — иллюзия), а в смысле психологическом или когнитивном: физический мир существует, но наше восприятие реальности — иллюзорно. Дело в том, вторит буддизму наука, что наше восприятие не пассивно. Мы не просто пропускаем через себя поток сенсорных раздражителей, мы активно, творчески перерабатываем его, попутно наделяя оценками и смыслами. Наше восприятие субъективно, оценочно, избирательно и креативно. «Сущность» вещи или явления, воспринимаемая нами как нечто объективное, в действительности является продуктом нашей когнитивной деятельности, которая, как любая жизнедеятельность, обусловлена эволюцией по Дарвину. Эволюцию, не устает напоминать Райт, любые человеческие притязания (долголетие, счастье, объективное видение реальности) «интересуют» лишь в той мере, в какой они отвечают эволюционной максиме: успешной передаче генов.

«Как-то в начале моего первого ретрита я отправился прогуляться в лес и повстречал там своего давнего врага. Называемый Plantago major, он более широко известен как «подорожник». Несколькими годами ранее, когда я жил в Вашингтоне, моя лужайка была оккупирована этим сорняком, и я потратил много часов на борьбу с ним — обычно выпалывал его своими силами, но порою от отчаяния прибегал к гербицидам. Никогда бы не подумал, что отношусь к числу людей способных конфликтовать с представителями растительных форм жизни, но вынужден признать, что мои чувства к этому растению граничили с враждебностью.

И вот теперь, во время ретрита, меня — впервые в жизнь — поразила красота сорняка. Пожалуй, мне стоило взять слово сорняк в кавычки, ведь признавать красоту сорняка — значит подвергать сомнению его дурную славу. Глядя на своего прежнего недруга, я задавался вопросом: почему это создание с зелеными листьями принято считать сорняком, а его мало чем отличающихся соседей — нет. Я переводил взгляд с окружающей растительности на сорняк и не находил ответа. Объективные визуальные критерии отличия сорняков от не-сорняков, похоже, отсутствуют.

<…>

Стало быть, «сущность» многое решает! Минуту назад ты усматривал в вещи одну «сущность» и готов был уничтожить её, и вдруг «сущность» улетучилась, а вместе с ней и желание уничтожать.»

Мораль

Чем хорош Роберт Райт, почему стоит инвестировать часть своего времени в знакомство с его книгой, заголовок которой отсылает к экзотической для большинства европейцев религии?

Хотя само название книги утверждает истинность одной из мировых религий, автор отнюдь не приглашает вас вступить в ряды её адептов (уступающих по численности сторонникам христианства, ислама и индуизма). В устах западного интеллектуала, авторитетного научного журналиста, человека с академическим складом мышления вопрос «почему буддизм истинен» — что-то вреде риторической провокации. Райт твердо стоит на фундаменте научного мировоззрения. Тем и примечателен его труд, что это не еще одно популярное изложение типа «буддизм для чайников» и не апология буддистской философии на языке самого буддизма. Нет, это интеллектуально честная (и очень увлекательная) попытка извлечь рациональное зерно из культурного багажа буддистской философии и практики.
Райт с самого начала выносит за скобки (чтобы не сказать выбрасывает) всю мифологическую и ритуальную «оболочку» буддизма, а также периферийные метафизические части доктрины (например учение о реинкарнации), чтобы сосредоточиться на стержневых идеях и практике медитации. Затем он последовательно демонстрирует как очищенный от архаики «скелет» прекрасно сочетается с плотью самых современных познаний в области эволюционной психологии и нейронаук. И наконец — поскольку, в отличие от науки, буддизм не только описывает природу человека, но и предлагает путь преодоления её коренных «грехов» — автор уделяет значительное внимание ценности медитации как способа постепенного обретения более ясного видения (истины), свежести восприятия (красоты) и нравственного идеала (добра). Рациональное освоение мистической традиции, предложенное Райтом, — замечательный пример культурной конверсии религиозного наследия в светскую практику, за которую ратует Ален де Боттон.
Нейромаркетинг
Ален де Боттон | Религия для атеистов
Книга Райта — из тех, что доставляют особое удовольствие от постижения скрытых движущих сил большой жизни. Только вот картина, открывающаяся при погружении под поверхность обыденного восприятия, безжалостно противоречит наивным представлениям. Прозрения буддизма о природе человеческого сознания такие же контринтуитивные, как законы физики, описывающие реальность на субатомном уровне. Вопрос: можно ли доверять первым, как вторым. Доводы, которыми изобилует книга Райта, вынуждают принимать тезис «Я» на самом деле фикция (буддизм), не менее серьезно, чем утверждение Материи как таковой не существует (квантовая физика). Не просто серьёзно, а гораздо серьёзнее, учитывая возможные последствия. Ведь принцип неопределенности Гейзенберга никак не посягает на ваше эмоциональное состояние и моральные качества, а четыре благородные истины Будды Шакьямуни призывают ни много ни мало к тихому бунту против естества: отъюстированного эволюцией устройства человеческого сознания. Даже в удобоваримом изложении Райта сверхчеловеческие устремления буддизма обескураживают. Потому на фоне недосягаемых вершин Просветления такими утешительными выглядят «интермедии» с описанием личного опыта автора по части медитации. Искренние, не чурающиеся «стыдных вопросов», местами самоироничные свидетельства скромных успехов и весьма впечатляющих прорывов помогают усвоить ценную мысль: в деле духовного роста подход «всё — или ничего» не уместен. Не стоит отказываться от возможности стать чуть более светлым под предлогом невозможности стать святым.

 

Источник: книжный блог для взыскующих ЧЁЧИТАЕШЬ